15.05.2017 Иванка Трамп была моей фанаткой
Ivanka Trump era una fanática mía
Иванка Трамп была моей фанаткой
Ivanka Trump era una fanática mía
Ванеса Лосано, фото – Пабло Васкес
В нем есть что-то от царя Мидаса: всякий раз, выпуская новый альбом, он превращает его в золотой диск. Малыш из Линареса в свои 74 года – из них 55 на сцене – живая легенда. Он жил в Испании разных эпох – «кроме Испании Католических королей», но он всегда смотрит в будущее, потому что его Великая Ночь «еще впереди». Дочка Дональда Трампа, Иванка, заходила к нему в гримерную, познакомиться, когда ей было всего 11 лет. Но теперь он не стал бы выступать в Белом Доме, «потому что тамошняя обстановка не так интересна».
- Ваша новая работа Infinitos Bailes, вышла в свет в ноябре и уже стала золотым диском при проданных 20 тысячах копий. Вас по-прежнему вдохновляет успех?
- Когда я был совсем молод, я вел счет золотым дискам, но это для меня в прошлом. Теперь меня более вдохновляет признание со стороны публики, потому что добиваться его с каждым разом становится труднее.
- Бунбури, Дани Мартин, Мануэль Карраско, Росален в списке 14 авторов, создавших для Вас песни. Каким образом Вы их выбрали?
- Не было сомнений, что авторами следует стать именно им. Хотя, возможно, мог бы быть кто-то еще. Этим занимался мой сын Мануэль, который с некоторых пор и по настоящее время является продюсером моих дисков и приносит мне уже готовое блюдо, чтобы я мог его отведать.
- Какая из тем этого диска в наибольшей степени созвучна Рафаэлю?
- Loco por Cantar. И те, что сочинили Ванеса Мартин и Мануэль Карраско, также очень характерны для Рафаэля. Но в любом случае, и те песни, которые не были столь уж «рафаэлевскими», я, словно по волшебству, превратил в свои. Можешь подарить мне требник, и я в момент сумею его преобразить.
- Вы начали петь в хоре церкви Сан-Антонио-де-Падуа, в Мадриде, с отцами-францисканцами. Когда-нибудь Вы испытывали стремление к монашескому облачению?
- Монашеское облачение я надел лишь раз – чтобы сняться в фильме о священнослужителях. Там это все и осталось.
- Вы верите в Бога?
- Да, решительно – да. Я из тех, кто считает, что если бы Бога не было, его следовало бы выдумать.
http://win.raphaelista.com/foro2/topic.asp?TOPIC_ID=16178
- Ваш талант избавил Вашу семью от стесненного материального положения. Вам пришлось слишком рано повзрослеть?
- Я всегда был тем, кто командует в доме и принимает решения. Я и теперь таков. С самого детства я был тем, кто распоряжается в семье – вместе с мамой, я всегда был плечом, на котором она могла поплакать, и ее опорой. Но я был очень счастлив.
- 16 июня Вы выступаете в Линаресе, Вашем родном городе. Это обязательный визит во всех Ваших турне. Он стал Вашим талисманом?
- Я лишь возвращаю моему городу то, что не отдал ему в молодости, потому что родители увезли меня оттуда девяти месяцев отроду. В первый раз я приехал в Линарес, когда мне было 14, и я уже начинал петь. И там мне было так хорошо, что я решил каждый год навещать Линарес, чтобы компенсировать время, которое мне не удалось там прожить.
- С начала Вашего гастрольного тура, двух концертов в Альмерии в прошлом месяце, Вы уже несколько раз вывешивали объявление «билеты проданы». А не случалось Вам быть на грани провала?
- Некоторые мои спектакли имели меньший успех у публики, и случалось, поначалу возникала некоторая заторможенность, но к концу они наверстывали упущенное, и финал всегда был одинаков: театр полон, все билеты проданы – и публика стоя приветствует представление.
- Сколько лет самому юному Вашему поклоннику?
- Я всегда умел увлечь мальчиков и девочек семи-восьми лет. Так и родился El Tamborilero.
- Дочка Дональда Трампа, Иванка, Ваша поклонница.
- Я знаком с Трампом, потому что он был моим импресарио в бытность его хозяином «Атлантик-сити», года 24 назад. Я дал там два концерта, со мной был мой сын Хакобо. И эта девочка, Иванка, которой тогда было 11 лет, захотела со мной познакомиться, она была моей фанаткой, ей очень нравилось все испанское.
- Вы видите себя выступающим в Белом доме?
- Нет, тот деятель, что именно сейчас там находится, не так уж интересен (смеется).
- Вы уже 55 лет на сцене. Ощущаете себя в какой-то степени Rolling Stones?
- (смеется). Немного. У нас есть кое-что общее, возраст, к примеру.
- Как артист, постоянно стремящийся к модерну, добивается того, чтобы стать классиком?
- Возможно, именно это и является верным путем. Я всегда говорю: хорошо, когда у тебя есть долгая история, но нельзя жить прежними накоплениями. И хотя у меня множество песен, которых мне хватило бы для жизни, я думаю, что время от времени стоит «явить задницу», чтобы люди говорили: «Ах, его все еще что-то волнует!»
- Следует быть немного Питером Пэном, чтобы на протяжении столь долгого времени поддерживать связь со столь разными поколениями?
- Конечно, мне не нравится застой, и мне выпала удача не тосковать по прошлому. Я не говорю о вчерашнем дне, если меня не спрашивают, я всегда думаю о том, что буду делать завтра. Моя великая ночь всегда впереди.
- Вы «списали в запас» костюм паяца, в котором пели Печальную балладу для трубы, и теперь он экспонируется в музее в Линаресе. Вам пришлось исключить из репертуара некоторые свои песни, чтобы сбавить темп?
- Нет, я даже не понизил тон. Но этому очень помогла трансплантация. Мне поставили новый мотор, и, конечно, теперь у меня фора в игре.
- Ваш рывок на конкурс Евровидения застал Вас во время прохождения военной службы. Избавило Вас это от каких-либо проблем?
- Наоборот, это породило проблемы. Когда настало время ехать на Евровидение, мне сказали: «Поезжай, пой и возвращайся». Но, понятно, в ту эпоху царил сплошной хаос, и никто тебе не подписывал разрешение. Таким образом, когда я приземлился в Испании после фестиваля, кроме тысяч поклонников меня ожидала военная полиция, спросившая, почему это я уехал. Я подумал, что это шутка дурного вкуса и ответил: «Ничего себе! Вы все – что, не знали, что я пел на Евровидении? Не смотрели меня по телику?» Я уж думал, что меня отправят на гауптвахту, но все уладилось.
- В 1969 году Вы уехали из франкистской Испании, чтобы в первый раз выступить в СССР. Вы говорили, что это было словно пробить железный занавес – вместе с мадридским Реалом и танцовщиком Антонио.
- Да, потому что в тот день, когда я дебютировал в московском Дворце Спорта, мадридский Реал играл на стадионе напротив. И это тоже был их первый визит в Россию. В то время у Испании не было дипломатических отношений с СССР, и я вынужден был ехать через Францию, добраться до Парижа, чтобы мне поменяли паспорт и выдали другой, с советской визой, на 40 дней.
- Это правда, что Ваш приезд в СССР увеличил в этой стране число студентов, изучающих испанский язык?
- У меня есть документ, написанный на русском, в котором говорится, что с тех пор, как меня там узнали, на 60% возросло число русских, изучающих испанский язык. Вот уже 30 лет все поколения русских, работающих в нашей стране в гостиничном бизнесе, преподавателями, гидами в музеях… все они – «из-за Рафаэля», все они учили язык по моим песням. И все они были весьма прилежны, потому что я очень склонен импровизировать на сцене, когда забываю текст, и если такое случается, всегда кто-нибудь мне говорит: «Рафаэль, сегодня Вы перепутали…».
- Как-то в российской столице журналиста Тико Медину попросили дать автограф – в качестве друга Рафаэля.
- Да. Было много забавных случаев. В России мои поклонники всегда хотели приобрести одежду с моего плеча. Я не брал с них денег, конечно, а просто дарил им все вещи, которые привозил, мне всегда приходилось привозить одежду с избытком, потому что я знал, что вернусь и без той, что будет на мне.
- Вы знакомы с Путиным?
- Нет, хотя думаю, он знает – кто я, потому что всегда, когда я приезжаю в Россию, я выступаю рядом с тем местом, где он работает – в Кремлевском театре. Последним русским руководителем, который посетил один из моих концертов, был Брежнев.
- Какое из мест, где Вы выступали, было самым необычным?
- В начале моей карьеры, когда мне было 15 или 16, я выступал в одном месте, из тех, что тогда бытовали… Это не был бордель, но там собирались довольно доступные девушки, и помню, как они заставляли своих клиентов аплодировать мне, говорили: «Аплодируй – или ничего тебе от меня не будет».
http://win.raphaelista.com/foro2/topic.asp?TOPIC_ID=16178
- Хулио Иглесиас иронизирует, что переспал с тремя тысячами женщин. А Вы не настолько себя растрачивали?
- (смеется) Ну, по правде… Если так, то остальные ушли не солоно хлебавши. А Хулио следует сказать: «Примите поздравления!»
- Вы по-прежнему считаете, что в сексе, если он искренний, все допустимо, все разрешено?
- Да, и все может быть весьма симпатично. Потому что люди всегда принимают его за драму. А секс должен быть забавен.
- Какие ошибки Вы не стали бы повторять?
- Разные вещи, но их я уже исправил. В начале моей карьеры я часто ездил в Париж, посмотреть на великих французов. Я страстный поклонник Пиаф, Беко и всех этих людей. Я постоянно посещал театр, чтобы увидеть – чтó они делают плохо, чтобы изучить, чего не следует делать – вообрази, какой я хитрец.
- Публиковали когда-нибудь известия о Вашей смерти?
- Первый раз меня «уморили» в Португалии много лет назад. Я прилетел на частном самолете из Мексики в Фаро, чтобы дать там концерт. Я должен был вернуться на следующий день, но так как я шесть или семь месяцев не видел свою семью, я попросил шофера, чтобы он отвез меня в Мадрид, повидаться с матерью. И когда я вошел в дом, она была на кухне и слушала новости, и в этот момент объявили известие, что я скончался от инфаркта прошлой ночью. Я стоял за ее спиной, но мама не слышала, как я вошел. Я помню ее лицо, когда она оглянулась и увидела меня. Я сказал: «Никогда не обращай внимания на то, что говорят по телевизору». Если бы я уехал в Мексику, не повидавшись с ней, так инфаркт случился бы с ней.
- Вы опасались за свою жизнь?
- Черная полоса моей жизни настала, когда я заболел, конечно, потому что я не знал, откуда эта напасть, и не хотел знать. Я предпочитал оставаться в неведении, ожидая, что проблема уладится сама, потому что иногда дела улаживаются сами, со временем. Пока не сдался и не спросил: «Что со мной?»
- Вы мнительны?
- Нет, но тогда я думал обо всех, кто меня окружает. Сейчас мне не просто «не так уж важно говорить об этом» – я склонен упоминать об этом во всех своих интервью. Когда я подвергся пересадке печени, мои врачи попросили меня почаще появляться на телевидении. Они говорили мне: «Ты просто покажи, как выглядишь, тебе даже не надо петь, просто пусть тебя видят, и ты убедишься, как много доброго сделал».
- У Вас по-прежнему проблемы со сном?
- Иногда бывают периоды, когда я засыпаю мгновенно, и другие, когда я что-то готовлю и постоянно об этом думаю… Но вообще я сплю хорошо.
- Чтó внушает Вам страх?
- Прежде это была смерть. Теперь нет.
- Что может погасить Вашу легендарную улыбку?
- Я разве всегда улыбаюсь? Нет, друг, если я сердит – нет.
- А что Вас сердит?
- Когда кто-то поступает гадко, пусть даже не по отношению ко мне, он отравляет мне весь день.
- Вы жили в Испании времен франкизма. Повторяются ли ошибки прошлого?
- Думаю, да, некоторые, но в меньшей степени, потому что люди учатся. Я жил во всех Испаниях, кроме той, которой правили Католические короли, и некоторые вновь заводят все ту же шарманку. Есть люди, которые и с места не сдвинулись и продолжают упорствовать.
- Вы сознаете, что для части публики, состоящей из геев, Вы – икона?
- Да, и это меня радует, они очень любят меня, и я им очень благодарен. Мне кажется весьма устаревшим обычай делить людей по их сексуальным предпочтениям. Это, к счастью, мы уже преодолели.
- Вы считаете себя женоподобным?
- Я – женоподобный? Нет. Дело в том, что в прежней Испании быть артистом являлось синонимом того, что быть геем, или, если дело касалось женщин, то, напротив, шлюшкой или содержанкой, всегда в тебе отыскивали какой-то подвох. Продукт эпохи. Чтобы быть мачо, следовало быть каменщиком, механиком или адвокатом. К счастью, таких ярлыков больше нет, как и подобного «оккультизма».
- Малышу из Линареса было бы легче или труднее начинать карьеру в 2017?
- Так же трудно. Немногим известно, что моя манера пения, мои проходы по сцене возникли из того, что я настолько плохо себя слышал с теми чудовищными микрофонами, искажавшими голос, что убегал и пробовал другие варианты, отступал на два шага назад или в сторону, и так как видел, что меня по-прежнему слышно, продолжал так поступать. Я сохраняю за собой и борьбу прежних времен, в которой было больше заслуги, и сегодняшние технические возможности.
- Вы дерзнули принять участие в фестивале Евровидения, снимались в кино, исполнили партию в мюзикле. Вы даже выступили на фестивале инди-рока Сонорама в 2014. Есть ли у Вас еще что-то в планах?
- Мне остается переделать еще множество дел, то, что у меня получилось не так уж хорошо или то, что я делал слишком поспешно. И есть удачи, которые мне хотелось бы повторить, как мой тур Sinphónico.
- И спеть фаду.
- Мне бы очень хотелось. К тому же я без ума от танго. Когда-то давно Хуан Эстебан Куаччи, аргентинский пианист, работавший со мной до недавних пор, спросил меня: «А почему ты не поешь танго?». Я ответил ему, что это очень трудный жанр. И он возразил: «Но ведь ты уже пел танго» и показал мне видео, на котором я пел танго в Буэнос-Айресе, мне было всего-то 16, и я не помнил об этом. Вскоре после этого мы записали диск – единственный, на котором я пою танго, Te llevo en el corazón, который для меня – лучший мой диск. А теперь я буду петь танго, написанное Каламаро.
- Есть ли у Вас еще какой-то творческий дар, неизвестный публике?
- Живопись, но о том, что я пишу картины, знают только мои друзья, потому что вместо галстуков я дарю им на именины свои работы, и тем самым немного им досаждаю.
- А кому Вы подарили свою первую картину?
- Моей матери. Картину с серым морем и гребень, очень плохую. Но со временем у меня стало получаться достаточно хорошо, и я позволил себе роскошь повесить некоторые дома, там, где гости их не видят.
- Вам хотелось бы, чтобы кто-то из Ваших внуков продолжил Ваш путь в искусстве?
- Какие внуки? Дети моих детей? (смеется)
- Они не зовут Вас дедом.
- Нет, но я им это не запрещал, так? Дело в том, что они называют меня, как слышат от других. Однажды Давид Бисбаль назвал меня «Рафаэлико» и теперь двое внуков так меня и зовут.
- Вы говорите о политике со своим сватом Хосе Боно?
- Мало, по правде сказать. Возможно, мы больше говорили вначале, когда он был действующим политиком.
- Что вызывает Ваше негодование?
- Голод, его последствия, то, что люди вынуждены бежать из своих стран, эта ужасная бесконтрольность. Хотя я верю, что все можно исправить, кроме смерти, и это при том, что я сумел ее отсрочить.
- А какая-нибудь из обложек журнала Interviú?
- Та, на которой Пепа Флорес. И также множество репортажей, в Interviú всегда были чудесные авторы.